Опять носки.. ну и ладно MARIAM BEICHERT — художница из Германии. Её...

Кошки против собак О том, что кошка со времен средневековья впала в немилость и изображалась как символ измены, разврата и лени мы уже писали. Вот на картине Эдуарда Мане «Олимпия» черный котенок в ногах у дамы пониженной социальной ответственности намекает нам о роде её деятельности. Пикассо пошел еще дальше. В своей картине «Кошка, схватившая птицу» в образе кровожадной кошки он изобразил фашизм. Другое дело – собаки. Собака, как известно, друг человека. И в живописи это точно так. Вот «Портрет четы Арнольфини» Яна ван Эйка. На переднем плане маленькая собачка – символ верности и домашнего уюта. Такой же символ дремлет в ногах «Венеры Урбинской» Тициана (вроде всё то же, что и у Мане: лежащая обнаженная женщина, животное в ногах, но впечатления прямо противоположны). Или нерадивый ученик с картины Федора Решетникова «Опять двойка» - рада которому лишь одна собака. И как-то сразу верится, что парень он неплохой, и семья хорошая, просто немного не повезло, но он исправится.

"Маленькая девочка в синем кресле" 1878 г. Мэри Кассат Национальная галерея искусства, Вашингтон. Один из первых и лучших детских портретов Кассат, который, к тому же, зафиксировал переход художницы от реалистичной манеры живописи к импрессионизму. Эту картину вместе с десятью другими работами Кассат представила на четвертой, дебютной для нее выставке импрессионистов в апреле 1879 года. В создании «Маленькой девочки в синем кресле» непосредственным образом участвовал Эдгар Дега. Художники познакомились в 1877 году. Дега не только предложил американской коллеге выставляться с импрессионистами, но стал ее другом и наставником. Для картины позировала дочь одного из друзей Дега. Брюссельский грифон, изображенный в одном из кресел, — подарок художнице, который преподнес опять-таки Дега. Декоративная порода собак полюбилась Кассат во время путешествия в Антверпен в 1873 году. Обзаведясь первым щенком, она не расставалась с собаками этой породы до конца жизни. Позже Кассат неоднократно писала портреты женщин и детей, держащих на руках ее грифонов. В письме известному парижскому арт-дилеру Амбруазу Воллару Кассат призналась, что Дега помогал ей работать над фоном «Маленькой девочки в синем кресле». Многолетние исследования, проводившиеся в Национальной галерее искусства (Вашингтон), где хранится картина, подтвердили, что на ней есть следы кисти Дега. Кассат хотела представить картину в американском павильоне Всемирной выставки в Париже (1878 год), которая стала знаковым событием того времени. К примеру, соотечественник художницы Томас Эдисон презентовал там свои новые изобретения — мегафон и фонограф. Художница направила жюри «Маленькую девочку в синем кресле» и еще одну работу, название которой до сих пор неизвестно. «Неопознанную» картину включили в экспозицию, а вот детский портрет в импрессионистском стиле отклонили. Узнав об этом, Кассат была в ярости. Картина долгое время находилась в частных руках, пока в 1983 году тогдашние владельцы, чета Меллонов, не подарили ее вашингтонскому музею. Что же не понравилось жюри американского павильона, но восхитило зрителей выставки импрессионистов и до сих пор пленит любителей живописи? Сюжет картины предельно прост. Маленькая девочка, которая только что, судя по всему, бегала по комнате, расположилась в ярко-синем кресле. Взгляд у ребенка слегка недовольный. Девочке скучно, она, раскинув ноги в стороны, практически сползает с кресла, как часто делают непоседливые дети. Юбка задрана, колени оголены — приверженцев академической живописи, скорее всего, смущала именно «телесность» картины. Во второй половине XIX века детей все еще изображали как ангелочков — в чинных позах, в рюшках и со спокойным ясным взглядом. Импрессионизм, который декларировал «искренность в искусстве», отвергал такой подход. Кассат была одной из тех, кто стал изображать детей принципиально по-новому, в их «естественной среде». При помощи ограниченной палитры красок, широких мазков и ассиметричной композиции Кассат придала картине внутреннюю динамику. Свет, входящий в комнату через расположенные сзади двери, оживляет текстуру и рисунок неодушевленных предметов. Этот визуальный эффект усиливают энергичные мазки, с помощью которых выполнены бессистемно расставленные синие кресла и коричневато-серый пол. В противовес мебели девочка и собака изображены в состоянии покоя. Зрителям понятно, что художница «выхватила» момент между играми. Наклонная плоскость изображения и «обрезка» кресел выдают в картине влияние Дега и японской графики. Теоретики искусства называют «Маленькую девочку в синем кресле» одной из самых дерзких для своего времени иллюстраций детства. Картина Кассат передает то чувство несправедливости и беспомощности, которое ощущает подвижный ребенок, скованный социальными ограничениями взрослого мира. МэриКассат Импрессионизм _history

"Железная дорога" 1873 г. Эдуар Мане Национальная галерея искусства, Вашингтон. Трудно узнать в прилично одетой даме с ребенком ту самую скандальную натурщицу, которая позировала Эдуару Мане для «Олимпии» и «Завтрака на траве». Разве что прямой вызывающий взгляд ее выдает. Но это действительно она, Викторина Меран. Викторина Меран вернулась неожиданно. 6 лет о ней не было ничего слышно, никто не знал, куда она исчезла. Говорили, что все эти годы любимая натурщица Мане прожила в Америке. Бросать ей в Париже было нечего, жалеть тоже не о чем: нищета, мечты об актерской славе, гитара и несколько художников, которые готовы платить за то, что она раздевается в их мастерских. Поэтому Викторина рванула за океан, не раздумывая, за какой-то страстной роковой любовью. А вернувшись, опять согласилась позировать Мане. Правда предупредила, что на этот раз у нее совсем другие планы, позирует по старой дружбе и искренней сердечной привязанности, но уже готовит первые картины в Салон и тоже, да-да, стала художницей. В «Железной дороге» она наконец-то прилично одета, да и вообще просто одета. Вместо злополучного черного кота, который вызвал бурю возмущения у критиков и зрителей, Мане возвращает ей на колени мирно спящего щенка. Собака, символ преданности и верности, спала на кровати тициановской «Венеры урбинской», и была безжалостно заменена в «Олимпии» Мане на выгнувшего спину шипящего черного котенка. Кошка – это возмутительно, воплощение изменчивости, вожделения, ведьмовской натуры и, наконец, порочности, она стояла у ног обнаженной Олимпии и шипела на зрителя. Картину приняли в Салоне в 1874 год, в тот самый год, когда в ателье фотографа Надара состоялась первая выставка импрессионистов. В «Железной дороге» все было пристойно – и ничего не сбивало зрителя с благочестивых мыслей. Но над Мане снова смеялись. Современному зрителю трудно понять, что смешного видел карикатурист или журнальный критик в этой картине. Их выводила из себя абсолютная бессюжетность и нелитературность изображенного: то ли портрет, то ли жанровая сцена, железная дорога, а поездов не видно. Так смотрят на магазинные вывески из проезжающей кареты, а не на женщину с ребенком. Говорили, что картина схематична, а перспектива бездарно искажена, переднее пространство будто кто-то сжал и впечатал в железные прутья ограды. Это последняя картина, для которой Викторина Меран позировала Мане. Потом ее принимали несколько раз в Салоне, а потом перестали, позже она пристрастилась к выпивке, стала жить с юной натурщицей, играла на гитаре у входа в парижские кафе, продавала рисунки их нетрезвым посетителям. А после смерти Мане написала письмо его вдове, в котором попросила выдать ей процент от продажи картин с ее изображением. Утверждала, что Эдуар обещал с ней поделиться, когда наконец-то прославится и начнет зарабатывать. Не известно, как отреагировала мадам Мане на письмо Викторины. Известно только, что в 1898 году «Железная дорога» была продана за 100 тысяч франков американцу Генри Осборну Хэвемайеру, принадлежала его потомкам до 1956 года и ими же была передана в дар Национальной галерее искусств Вашингтона. ЭдуарМане Портрет Импрессионизм _history

Как прекрасны средневековые манускрипты! И как удивительно то, сколько усилий вкладывалось в их создание. Я вот читала, что монахам, которые этим занимались, в принципе, было не слишком интересно чего они переписывают, а гораздо больше их волновало количество монахочасов, затраченных на работу, потому что переписывание было такой епитимьей, обеспечивающей монаха блаженством на небесах. Существовала целая бухгалтерия и, исходя из количества строчек, можно было высчитать сколько блаженства уже получено путем прилежного переписывания и сколько потеряно из-за ошибок и помарок. Описки в священных текстах заносились в специальную книгу, которая потом на Страшном суде будет вынута и всем достанется! Самые паршивые ошибки - это малозаметные, то есть такие, которые потом следующие переписчики не заметят. А так как сохранение знания - дело очень богоугодное, то монахов в скрипториях изводил зловредный демон, посланный самим Диаволом им всячески в этом прекрасном занятии мешать. Демон этот был совсем небольшим и методы работы у него были не очень хитрые - много ли надо чтоб измучить человека, занятого нескончаемым монотонным трудом. Ну, например, он воровал буквы, строчки или даже целые страницы из оригинала. А еще устраивал сквозняки, наводил холод, делал свечи тусклыми, чуть-чуть шумел и, самое страшное, подбрасывал ошибки в чистовик! Ошибки эти он таскал с собой в большом таком мешке. Еще он же несет ответственность за неправильно произнесенные слова молитвы, бормотание и пропущенные слова. И пустые беседы, отвлекающие во время службы или, опять же, процесса переписывания. Зовут этого раздражающего поганца Титивиллус. Так что если вы вдруг читаете в моем канале какую-то фигню, то то не я, то Титивиллус!

В своём дневнике Корней Чуковский, встречавшийся с Бродским в 1926 году, так описывал стиль работы художника: "Я взялся писать о Репине и для этого посетил Бродского Исаака Израилевича. Хотел получить от него его воспоминания. Ах, как пышно он живёт — и как нудно! Уже в прихожей висят у него портреты и портретики Ленина, сфабрикованные им по разным ценам, а в столовой — которая и служит ему мастерской — некуда деваться от „расстрела коммунистов в Баку“… И самое ужасное, что таких картин у него несколько дюжин. Тут же на мольбертах холсты, и какие-то мазилки быстро и ловко делают копии с этой картины, а Бродский чуть-чуть поправляет эти копии и ставит на них свою фамилию. Ему заказано 60 одинаковых „расстрелов“ в клубы, сельсоветы и т. д., и он пишет эти картины чужими руками, ставит на них своё имя и живёт припеваючи. Все „расстрелы“ в чёрных рамках. При мне один из копировальщиков получил у него 20 червонцев за пять „расстрелов“. Просил 25 червонцев. Сам Бродский очень мил... чтобы покупать картины (у него отличная коллекция Врубеля, Малявина, Юрия Репина и пр.), чтобы жить безбедно и пышно, приходится делать „расстрелы“ и фабриковать Ленина, Ленина, Ленина. Здесь опять таки мещанин, защищая своё право на мещанскую жизнь, прикрывается чуждой ему психологией. Примирило меня с ним то, что у него так много репинских реликвий. Бюсты Репина, портреты Репина и проч. И я вспомнил того стройного изящного молодого художника, у которого тоже когда-то была своя неподражаемая музыка — в портретах, в декоративных панно. Его талант ушёл от него вместе с тонкой талией, бледным цветом лица".

Еще про Нестерова - его в невероятный восторг привела вот эта картина - Жанна Д’Арк, написанная в 1879 году. Вообще, Лепаж ее написал в настроение общества: тут же недавно та самая франко-прусская война прогремела и Франция потерпела в ней поражение, потеряв Эльзас и родину Д’Арк - Лотарингию. Вот французские мастера и стали массово изображать Жанну - мол, верните и отвойюте исконные земли! Тут она и поражена видением того, что ей предстоит и страдает за родные края. Так вот, зрителей (опять, правда, в основном, российских) поражала глубина переживания героини и то, что художник осмелился изобразить ее простой крестьянкой, которой только предстоят подвиги и, в качестве высочайше похвалы, называли Лепажа истинным славянином. Так вот Нестеров под впечатлением от этой работы написал картину Видение отроку Варфоломею по мотивам “Жития преподобного Сергия” в 1889 году!

"Вдовушка" 1852 г. Павел Андреевич Федотов Государственная Третьяковская галерея. «Будет просто, когда напишешь раз со сто» – единственный известный афоризм художника относится как раз к «Вдовушке». Федотова угнетала сложность технических вопросов. Жесточайшая установка, которую он выработал для себя и которая потом, уже вне его ведома, легла в основу русского реалистического искусства, была такова: художник не должен «писать из головы», не должен ничего выдумывать, работать только с натуры. Сестра оставалась в Москве и позировать не могла. Как не соврать в изображении женского лица? Есть история о том, что, приехав к приятелю, Федотов долго играл с тремя его резвыми маленькими сыновьями и, вглядываясь в их лица, пояснял: «Вот где природа женщины сходится с природой детей: посмотри на эту нежную кожу, просвечивающие жилы». Уезжал домой умиротворённым, твердил: «Теперь для моей «Вдовушки» у меня есть лоб и виски. Недостаёт только любящих глаз». Но умиротворение опять сменялось мучениями. Как, например, безошибочно написать два источника освещения – свет из окна и от свечи?! Однажды на пике напряжения во сне ему явился Брюллов, самый «техничный» русский художник 1-й половины XIX века. Сначала он не верил в Федотова, отговаривал уходить из военных в художники. Но потом признал, что ошибся, и когда Федотова травили, всегда был на его стороне. «Сегодня поговорил с Брюлловым», – доверительно сообщил Федотов приятелю. Тот онемел: шёл 1852-й год, Брюллов совсем недавно скончался. Федотов быстро осёкся, стал оправдываться: «Мы, художники, иногда доходим до того состояния, когда беседа с отжившими для нас более чем возможна». Но главная тайна «Вдовушки», утянувшей Федотова в сумасшествие и могилу, в том, что это, по сути, автопортрет. За спиной вдовы, рядом с образом Спасителя, в золоченой раме – портрет покойного мужа. Где искать для него натуру? Да в зеркале! На этом портрете бывший военный Павел Федотов в гусарском мундире изобразил себя. Не вполне удачная, хотя и не лишённая оригинальности, шутка – автопортрет в роли покойника. Ужасная примета. Напоминает о театральном суеверии не ложиться на сцене в гроб. Конец жизни художника (приступообразная шизофрения с острым чувственным бредом, усмиряющие обливания холодной водой, плеврит, одинокая смерть в доме скорби в 37 лет) поневоле заставляет видеть мистику в тот самом Федотове, которого нарекли родоначальником русского реализма. ПавелФедотов Реализм

Как я оказалась в искусстве? Это точно не реклама профессии искусствоведа) На самом деле, образование в МГУ очень академическое, то есть нацеленное на поиск, обработку и анализ огромного количества информации. Когда поступила туда, была уверена, что буду работать по профессии. Агаааа На втором курсе, училась я при этом на дневном, пошла работать в журналистику, потому что подумала, что НИКОГДА НЕ БУДУ РАБОТАТЬ В ИСКУССТВЕ. Смешно)) Потом ушла из журналистики экскурсоводом в музей. Тут надо понимать, что работу я выбирала исходя из возможности совмещать ее с учебой в МГУ. В музее я опять подумала, что историки и искусствоведы - БОЛЬШЕ НИКОГДА. Тем более, что преподаватель, к которому я пошла писать диплом, умер. Значит, оказываюсь я в экономической безопасности. Меня хватило почти на год, но захотелось опять прекрасного. И тут я абсолютно случайно, реально случайно, попадаю в Третьяковку. Тогда это был мой первый год магистратуры, то есть уже 5 год в искусстве, если считать подготовку к вступительным экзаменам, то 6. Путь очень замысловатый, правда? За время учебы в университете успела сменить 4 работы. Думаете, я не училась? А вот и нет)) у меня два красных диплома и даже начинала писать кандидатскую, но от этой идеи отказалась. PROмояистория

"Мокрый луг" 1872 г. Фёдор Александрович Васильев Государственная Третьяковская галерея. Что такое картина-ностальгия и как можно мучительно тосковать по среднерусскому болоту? Обстоятельства появления картины «Мокрый луг» Время с декабря 1871 по февраль 1872-го годов, когда писался «Мокрый луг», – первая зима Васильева в Крыму. Художник, у которого диагностирован туберкулёз гортани, живёт здесь безвыездно, скованный врачебными предписаниями и запретами, но полюбить Крым – не получается. Природа Крыма кажется Васильеву нарочито эффектной, краски – чересчур контрастными, формы – слишком резкими. Он поначалу пишет крымские пейзажи только по заказу, для заработка, но сам тяготится этой работой, отчаянно тоскуя по природе средней полосы России и её неброской красоте. Ивану Крамскому, своему близкому другу, Васильев пишет из Крыма элегические письма, где, между прочим, говорит о своей в любви к... болоту: «О болото, болото! Если б вы знали, как болезненно сжимается сердце от тяжкого предчувствия. Ну, ежели опять не удастся мне дышать этим привольем, этой живительной силой просыпающегося над дымящейся водой утра? Ведь у меня возьмут всё, если возьмут это. Ведь я, как художник, потеряю больше половины!» Крамской в ответ сообщает товарищу: в Обществе поощрения художников, которое субсидировало пребывание Васильева в Крыму, скоро планируется очередная выставка. Не пришлёт ли Васильев что-нибудь на конкурс? И Васильев по памяти начинает пейзаж – он называет его «утро над болотистым местом» – далёкий от крымских природных реалий, но зато хорошо знакомый ему по имению Знаменское под Тверью и местечку Хотени Сумского уезда Харьковской губернии, где художнику доводилось гостить у графа Строганова – мецената и большого поклонника незаурядного дарования Васильева. Он перебирает и пересматривает свои этюды и зарисовки, сделанные в Хотени, все эти, как выражался Репин, «прелестные лопушки на песке», но сам замысел Васильева – не камерный, отнюдь. В задуманной им работе появляется масштаб, простор и воздух, впечатляющая разомкнутость пространства (то самое «приволье», о котором вспоминал Васильев в письме Крамскому). Картина-ностальгия Позднее работа получит название «Мокрый луг». Это в полном смысле картина-ностальгия, картина-воспоминание, картина – признание в любви к тому, что можешь больше никогда не увидеть. Один из самых поражающих моментов – то, что Васильев писал её без натуры, почти целиком полагаясь на свою изумительно цепкую память, которая, раз схватив, удерживала и сберегала мельчайшие подробности, подобно тому как помнят и проносят через всю жизнь черты и особенности любимого лица. Память не подвела, оживив в этой картине впечатления Васильева от так ценимого им «северного» (это определение, конечно, условно – по контрасту с «южным» крымским) пейзажа. Противопоставление совсем не явно, но оно есть в подтексте: Васильев изображает не то, что видит «здесь и сейчас», а то, что помнит. Вместо бескрайнего моря – крошечный водоём, не то болотце, не то озерцо. Вместо выжженных солнцем крымских степей – «жирное» от влаги луговое разнотравье. Вместо островерхих ялтинских кипарисов, которые каждый день встают перед глазами Васильева в Крыму, – округлую крону акации или другого лиственного дерева. Импульсивного и темпераментного Илью Репина, еще одного старшего товарища Федора Васильева, его умение изображать растительный мир приводило в полный восторг: «Как он чувствует пластику всякого листка, стебля! Так они у него разворачиваются, поворачиваются в разные стороны и прямо ракурсом на зрителя. Какая богатейшая память у Васильева на все эти даже мельчайшие детали! А потом ведь всегда он обобщает картину до грандиозного впечатления». Пейзажи Васильева Крамской называл «субъективными». Действительно, и «Мокрый луг», при всей его мастеровитой техничности и точности рисунка, – это всё же не та чрезвычайно подробная, почти фотографическая «объективность» франкфуртской школы, которую мы встречаем у Шишкина (старшего друга и наставника Васильева, женившегося к тому же на его родной сестре Евгении).

Джордж Лесли Данлоп "Служанка в коричневом" (1874) Каким образом вся эта конструкция для переноски воды работала?

А это точно шедевр? Ну, узнали картину? Уверена, что вы отвечаете: «Да, это же «Незнакомка»!» А вот и нет! Называется произведение «Неизвестная». И это правда один из самых известных шедевров нашего искусства. Может потягаться с «Богатырями» Васнецова и «Утром в сосновом лесу» Шишкина. Думаете, я хотела проверить ваши знания? Ну конечно нет! У меня есть интересность, которую мало кто знает и которой хочу с вами поделиться. Поймете, почему я очень улыбаюсь, когда мне говорят, что персонаж на картине им сильно нравится (да-да, опять настаиваю на необходимости знать историю и историю искусства хотя бы поверхностно, чтобы не попадать в неловкие ситуации. А то про западное искусство все рассуждают, а наших художников назвать не могут) Так кто же это за интересность? Кто эта «Незнакомка», которая занимает свое почетное место на стенах Третьяковской галереи? Начну с того, что сам коллекционер Павел Третьяков изначально отверг этот шедевр и не купил. В коллекцию галереи картина попала лишь в 1925 году при советской власти. А современники создателя произведения, художника Крамского, за «Неизвестную» осудили. Им не понравилось чересчур салонное отношение к женской красоте, да и дразнящая чувственность женщины, изображенной на портрете, вызывала много вопросов. Молодая красивая дама, изображенная в открытом экипаже, была буквально пощечиной для морали конца 19 века. Почему? Потому что для современников Крамского было очевидно, что женщина, не прячущаяся за вуалью и передвигающаяся в открытом экипаже на Невском, получила свои наряды и украшения, заплатив своим целомудрием. Проще говоря, «Неизвестная» - это содержанка (куртизанка). При этом и осанка, и надменный взгляд, и поворот головы показывают презрительное отношение изображенной дамы к правилам светского общества. А сейчас в глазах зрителей «Неизвестная» стала воплощением утонченности и аристократизма, идеалом женской красоты и духовности. Ну-ну, духовности Иван Крамской. Неизвестная. 1883 PROинтересныефакты PROразборкартины